— Здравствуйте, гости дорогие! — почти прокричал Демидов и кинулся жать мне руку. — Здравствуй, Сашенька, воспитанник мой.
— Привет, дядька Никита, — я несколько растерялся.
— Отведайте хлеб-соль, — вторила своему мужу Глафира.
Черт его знает, что в такой ситуации делать, вроде не по чину мне такая встреча, но ситуацию разрулил Исмаил-ага, который молча забрал у старостихи хлеб, и невозмутимо закинул его к себе в рюкзак. Хамство, конечно, но показательное. Вроде как и не приняли гости угощение, но и отказываться не стали. Понимай, как знаешь, Никита, на то ты и староста поселковый.
Демидов, видя такое наше поведение, смолчал и пригласил всех к себе в гости. Мы вошли в поселок и, проходя по улице, я обратил внимание на то обстоятельство, что людей-то вокруг нас нет, хотя обычно, по зиме все на месте.
— Дядька Никита, где все?
— Попрятались на всякий случай, — пожал он плечами, — ведь не каждый день военные приезжают, мало ли что. Вы не с реквизицией? — задав этот вопрос, он пристально посмотрел сначала на меня, а затем на Исмаила, в котором безошибочно угадал старшего.
— От обстоятельств зависит, — усмехнулся я, решив еще некоторое время подержать старосту в неведении относительно нашего визита.
И в это же самое время, позади меня раздался негромкий голос Исмаила, обратившегося к сержантам:
— Вариант три.
Староста посмотрел на него непонимающе, а я наоборот. Третий вариант обговаривался заранее, быть настороже и не расслабляться, не смотря ни на какое радушие местных хозяев.
Мы вошли в просторный и богатый дом старосты, и здесь нас ожидал накрытый стол. Эх, чего же там только не было и праздник живота можно было устроить в полной мере, хотя по сервировке было ясно, что нас не ждали и метали на стол все, что только было. Однако подвал у Никиты богатый, и даже такое поспешное угощение, смутило бы многих городских жителей, которые, в подавляющем большинстве, до сих пор по карточкам отоваривались. На столе имелись окорока копченые, сало, каши, салаты, маринады, грибочки, огурчики малосольные, такие же помидорчики с чесночком внутри, колбаска кровяная домашняя, а в центре, как два короля на шахматной доске, возвышаясь над всем этим продовольственным обилием, стояли два десятилитровых бутыля, один с самогоном, второй с вином. Красотища!
Никита пригласил всех за стол, мы расселись, но к еде не прикасались. Сержанты сидят напряженные, не расслабляются, а я жду удобного момента начать деловой разговор. Староста самолично разлил каждому из нас в граненые стаканы своей гарной и прозрачной как слеза самогонки, было, взялся, произнести тост, но я его остановил:
— Погодь, дядька Никита, давай сначала о деле поговорим, — тот поставил свой стакан обратно на стол, а я не стал ходить вокруг да около, и сразу перешел к сути: — Я за документами приехал, что от бати моего у тебя остались.
Староста, затаивший дыхание, облегченно выдохнул, и произнес:
— Ох, и напугал же ты меня, Сашко. Я уж думал, что реквизиция государственная приехала, за налогом внеочередным и безвозмездным, а тут, делов-то. Хух! — он единым махом влил в себя стакан самогонки, закусил огурчиком, и вынул из кармана полушубка потрепанный блокнотик, куда заносил все долги наших поселян, открыл на нужной ему страничке и провозгласил: — Ваша семья оставалась должна мне три золотых, и в счет уплаты, община изъяла ваше имущество: одежду, книги, утварь и офицерский планшет с набором армейских карт Ростовской области. Согласно закона, ты перед общиной чист, отработал все затраты, которые нес поселок во время твоего в нем пребывания, и если ты желаешь выкупить имущество своей семьи, то с процентами, должен мне, — он беззвучно пошевелил губами и произвел подсчет, — восемь золотых.
— Мне только планшет нужен.
— Нет, Сашко, ты закон знаешь, или выкупаешь все, или ничего.
— Ладно, беру, — я выложил перед ним восемь аккуратных новеньких желтых кружков с выбитым на них гербом Кубанской Конфедерации, крепостной стеной, бунчуками, двуглавым орлом и несколькими флагами, символизирующими наши полунезависимые республики.
Глаза старосты, не часто видевшего наличку, загорелись алчным блеском, монеты моментально исчезли со стола, а у меня на руках, уже через минуту, оказался планшет моего отца. Что в нем находится, смотреть я не стал, а сразу же передал его на хранение Ибрагиму. Дело наше было сделано, и мы навалились на угощение. Особо рассиживаться не стали, так, хряпнули по полста грамм самогонки, чисто ради приличия, плотно покушали, да засобирались. Демидов нас не держал, и был только рад нашему скорому отъезду, но напоследок, когда он провожал нас к машине, я с ним все же переговорил.
— Дядька Никита, а где сыновья твои?
— Нет их, на охоте они, — сразу же выпалил староста.
— А дочка?
— Тоже нет, замуж ее выдал, в станицу Пятигорскую, что за Горячим Ключом сразу. А ты зачем спрашиваешь?
— Накостылять им всем по шее хотел.
— Ты, это, — замялся Демидов, — зла на нас не держи, Саня. Я ведь староста, за всех людей поселковых думать должен, а если все разбегутся, то кто останется? Вон, ты приехал мимоходом, а молодежь уже через щели в заборах высматривает, что и как, на форму вашу и оружие, пялится. По весне, как пить дать, человека три-четыре до города побежит.
— Ладно, староста, — хлопнул я его по плечу, — ты тоже, извиняй, если что не так.
— Вот и хорошо, — Никита грамотно изобразил на лице умиление, и чуть скупую мужскую слезу не пустил. — Что с остальными твоими вещами делать, Саня?